История Руси

Каноны добра диктует язык

Огромную боль вызывает сегодня то, что русский человек находится в подавленном, духовно обреченном состоянии. В массе своей он растерян. Он унижен. Он обнищал. И вот это духовное падение и духовная униженность, естественно, вызывают и ответный отпор. Но, чаще всего, к сожалению, люди сдаются. Махают рукой не только на себя, на свою семью, на своих детей, на свое будущее, они махают рукой на всю нацию: «Да, мы, русские, вот мы такие! Ну что теперь делать?! История русского народа закончилась».

Это, конечно, страшный признак деградации нации. Я попыталась войти в языковые механизмы, которые могли бы восстановить наш дух. Я лингвист, филолог, историк русского, славянских языков – специалист, который постигает в своей специальности на тысячелетие вглубь. Когда у нас возникают такие вот ретроспективы, мы понимаем, что сегодняшний эпизод нашей исторической жизни, это только эпизод, причем, не имеющий пока исторического финала. Мы пока не представляем, чем завершится эта трагедия. Но история наша показывает, что подобные катаклизмы в русском государстве, у русского народа заканчивались русскими победами. Я хочу в языковых истоках показать, что победы неизбежны.

Дело в том, что мы сейчас живем, погруженные в пучину зла, и осознаем, что вокруг нас зло. А почему? Потому что каждый человек – любой человек – живет в категориях добра и зла. Ему от рождения свойственно различать добро и зло. Эта способность различать, такое чутье на добро и зло, дано нам во многом языком и называется у русских совестью. Каким образом?

Дело в том, что добро и зло – это два словесных полюса, изначально философски означающих категории – доброе и злое. И к ним тяготеет масса слов. И в русском национальном самосознании, в русском языке, эти слова распределяются как в системе координат: сосредотачиваются в точке добра и в точке зла. И вот такими в упомянутой системе координат являются, например, слова правый и левый. Да, с одной стороны, это пространственная ориентация: правая рука, левая рука. Все, что стоит справа и слева, нужно для человека, чтобы он жил и ориентировался в мире. Но, помимо этого, оказывается, что правый тяготеет к понятию добра, а левый – к понятию зла. И у нас существует слово правда, которое означает безусловное добро. Жить по правде, значит – жить по совести, делать добрые дела. И у нас существует слово кривда, о котором скажу позже.

Посмотрите, слово править происходит от прилагательного правый, тяготеющего к добру. Это значит, что те, кто правит, должны вести народ к добру и никак иначе. И, если они управляют и ведут нас ко злу и говорят: «Над нами зло» – и творят зло, то мы имеем моральное право, это интуитивно в нас заложено, хотите ли вы этого, или не хотите, к исправлению подобной ситуации. Перед нами корень, который диктует нам тип поведения! Я, повторяясь, опять говорю, неважно, что сейчас это пока не сбывается. Вы же чувствуете, что нами правят неправильно.

Что такое правило? (Опять тот же самый корень.) Правило – это когда тебя ведут к правде. Отсюда – правило (ударение на второй слог. – Т. М.) на лодке и любом корабле, понятие, употребляемое в древности.

И правило это действует – тоже ведет к правде.

Когда дети учат правило в школе, они интуитивно понимают, что это к добру.

А что такое левый? Посмотрите, у нас до сих пор сохранились эти древние понятия, которые нам не надо объяснять: левачить, гулять налево, покупать слева, продавать налево. Что это такое? Это архетипы нашего сознания, которым 1000 лет. Можете себе представить?

Понятно, что слова продавать налево родились в двадцатом веке, но это архетипы слова, им 1000 лет.

И вот, за левым плечом у нас стоит бес. И эта категория сохранилась с языческих времен и развилась, и осталась в христианстве. Так, встать с левой ноги, надеть одежду на левую сторону – это все показывает, что у нас врожденное понятие о правде и кривде, о добре и зле.

И еще одна категория слов, которая разделяется на доброе и злое, – это верх и низ. Ну, казалось бы, это опять пространственная ориентация – что-то вверху, что-то внизу. Но, оказывается, в глубокой древности, каким-то образом, скорее всего Богом, было заложено в нас представление о том, что все, что наверху, выше – это добро, а все, что внизу, тяготеет ко злу. И, посмотрите, как эти ориентации действуют на человека в системе нравственных ценностей: все, что выше пояса, лицо человеческое, прежде всего, можно открывать. Все, что ниже пояса, – запретно для лицезрения. Это – срам и стыд. Это категорически закрыто, и там – зло. Эта установка существует как архетип сознания.

И поэтому в русском языке есть слово наглый. Что это такое? Слово наглый происходит от корня наг – нагой. Наглый – это тот, который публично открыл то, что показывать нельзя, – разделся. У нас, с этой точки зрения, нынешнее телевидение – наглое! Оно раздевает человека, заставляет раздеться, ломает, вернее, пытается сломать в нем то, что, в общем-то, сломать невозможно – архетип сознания. Пытается доказать нам, что это достоинство – в неглиже, с отвагой. Тем не менее, с отвагой – значит, требует преодоления. Сломать надо стыд!

Есть в русском языке понятие стыд. Очень интересное слово. Дело в том, что в более древней трактовке, слово стыд звучало как студ, стужа. Холодно!

Когда человеку бывает холодно? Когда он раздет. И вот стыд – это состояние раздетого человека. Опять повторяем: нельзя обнажаться! Нужно скрывать свое тело. Нужно не показывать свой низ, потому, что это – зло.

Эта установка сегодня, может быть, покажется кому-то ретроградной, консервативной. На самом деле, это установка нравственного поведения русского человека.

Я допускаю и даже уверена, что у других народов этой установки не существует и для них слово низ тяготеет к категории добра. Поэтому мы и говорим о национальных архетипах сознания. И они у разных народов разные, об этом пойдет речь далее.

Есть еще категории, которые четко расходятся по полюсам добра и зла. Это, например, восток и запад. Вроде бы, очень понятно в определенных категориях: солнце восходит на востоке, и, конечно же, древний человек видел свет и тепло, идущее оттуда. И, соответственно, все наши ожидания религиозные связаны с Востоком.

Запад – это тьма, это ночь, это погружение в холод, мрак. И потому, естественно, человек древний мыслил для себя Запад злом. И, посмотрите, как сегодня срабатывают эти архетипы. Вот Европа. Мы называем ее Западом. Она и географически находится к западу от нас, и нечего возразить, хотя этот Запад интуитивно связывается у людей, мыслящих по-русски и имеющих настоящее языковое чутье, со злом. Но ведь и США к нам, все равно как ориентировать, тоже, имея ввиду государство, называем Западом, подразумевая в этом именно такой сгусток субстанции зла.

Так как же наш язык нам определяет, что есть что? Может быть когда-то для нас «Западом» станет Китай.

Вот вам еще одна пространственная ориентация: вперед и взад, грубо говоря. Это тоже связано с тем, что мы считаем добрым и злым.

Быть впереди – значит быть вне, покровительствовать другим, спасать других, вести других вперед. И идущий впереди – это добро.

Если ты слабее, глупее, маломощнее, у тебя нет воли, – ты позади. И это плохо. Вот эта установка очень важна! Она важна во всех наших действиях, во всем нашем поведении, потому, что вырвался вперед – очень хорошо! Отстал – плохо. Неудачник. Установка эта работает.

Но, посмотрите, какая еще существует интересная связь с этой категорией. Мужчина и женщина. Роль и место мужа и жены в этом мире вновь диктует нам наш язык. Муж в европейском языке – айн, и корень древний означал: идущий впереди, то есть, мужчина шел впереди.

Женщина, рождающая, жена – корень, означающий: слабее, естественно, нуждающаяся в покровительстве. Ее место было позади. Но посмотрите, как сегодня нарушается этот архетип сознания! Сегодня русский мужчина, в силу сложившихся обстоятельств, не находится впереди. Он не может заработать на семью. Он не может построить дом. Он не может обезпечить своих детей... Он не может быть впереди! Нарушается главнейший архетип сознания человека. Женщина родила одного, ну, и вроде бы все – она оправдала свое имя. И посмотрите, как это сказывается на демографической ситуации, возможно, на жизни, условиях, ужасных, конечно, которые способствуют нашему падению.

Смертность мужчин трудоспособного возраста в России в четыре раза превышает смертность женщин. Почему? Почему мужчины спиваются, стреляются, колются? Почему они не хотят жить?! Потому что они не выполняют свою функцию: они не выполняют предначертанное им с рождения и данное в языке. Они перестали быть впереди! Впереди своего государства, впереди своей семьи, впереди каких-то предприятий своих, идей. Они стали слабыми и немощными. И их не устраивает это состояние. Они не хотят жить! То есть мы с вами говорим о вещах, которые, на первый взгляд, кажутся вполне невинными. И различения интеллигенции у нас уже нет. Язык – очень серьезная вещь. Язык – это картина нашего мира. Язык – это тип нашего поведения. Язык, дорога, начертанная нашим языком, нарушается. Мы сворачиваем на какую-то кривую тропку и начинаем блуждать.

Посмотрите наше мироощущение русского народа. Оно коренится даже в самом названии: русский, потому что здесь тоже есть великое тяготение к добру. Воспроизведение слова русский достойно, конечно, отдельной темы, но я здесь скажу об этом вскользь, в связи с тем, как оно связано с понятием добра.

Ныне покойный великий русский лингвист академик Трубачев установил и доказал, и после этого споры как-то утихли о происхождении слова русский. Ученый доказал, что слово русский – это наше этнические имя, такое же, как ваши фамилия и отчество. В нем заключена наша национальность, это наше имя. И вот, слово русский происходит от древнего индоевропейского корня рус. Этот корень означает: белый, светлый.

Дело в том, что белый и понятие свет тяготеет к добру в категории русского языка. Слова же темный, черный, мрачный и ночь, мрак тяготеют ко злу. Мы так устроены. Мы воспринимали себя так издревле. Многие тысячи лет все-таки нашему отеческому имени, воспринимаем себя как народ света, как народ белый. При чем это верно и антропологически, потому что мы, видимо, и внешне тоже были достаточно светлый народ: светлые глаза и светлые, русые волосы. Это такой цвет волос, которые вы можете часто видеть у наших детей. С одной стороны его можно увидеть непритягательного, как серовато пепельного цвета, но он вдруг на солнце блеснет золотом. Потрясающий цвет! Светлые волосы, белая кожа – антропологически белый народ, светлый. Но, скорее всего, само название это – от мироощущения, миросозерцания, потому что народ, стремящийся к правде, к свету, неизменно чувствовал себя русским, то есть, народом света.

Посмотрите, как эта категория срабатывает сегодня, когда на улицах Москвы вдруг, в одночасье мы увидели много людей другой национальности. А для русского человека, наверно, это и для других этносов характерно, очень важно, много ли вокруг своих людей, или их опасно мало. Это срабатывает чутье и знак опасности.

И вот, когда людей других национальностей стало чрезмерно много для русского самосознания и для русского миросозерцания и картины мира, тогда появилось понятие черный. Обратите внимание на выражение: «Я купил у черного». Это не ксенофобская категория. Это категория архетипа нашего самосознания: это опасность – знак опасности. Неважно, этот человек черноволос, негр он или кто-то другой. Неважно. Это знак и сигнал опасности – черный, в отличие от своих – белых, светлых, русских. Конечно, нам теперь пытаются навязать толерантность к ним, терпимость, устыдить нас в этом словоупотреблении. Но как переписать внутреннее миросозерцание народа?! Как устыдить человека в том, чему тысяча лет? Я думаю, это просто невозможно. И вот, давайте подведем итоги такого рассуждения. Добро и зло, верх-низ, правый-левый, восток-запад,  русский – светлый, белый и темный – черный, мрачный – вот это все четко расписано в языке, в нашем самосознании по полюсам. И каким тогда предстает русский народ в своей тысячелетней истории и сейчас? Ведь за тысячу лет и за две тысячи лет в миросозерцании мало что происходит, потому что мало, что происходит в языке.

Лингвисты-историки провели исследование (и оно опубликовано) истории нескольких языков, сохранивших письменность в течение тысячи лет. Изучили и оценили, как меняется словарный запас этих языков. Оказалось, что за тысячу лет в языках в среднем утрачивалось всего сто слов. Всего сто употребительных слов ушло из языка, а все остальное осталось. То есть как наши предки тысячу лет назад мыслили, думали, видели этот мир, чувствовали его, – все так и сохранилось. Потому что язык – это еще и чувства.

Так какой же тогда русский народ? Это народ, который тяготеет к добру и правде. И даже само название выбрал такое, которое говорит о том, что это – народ добра. Русский народ – это народ, который ненавидит кривду, кривые пути, лукавые, потому что эти понятия тяготеют ко злу.
В связи с тем, что прямой и кривой – это две категории добра и зла, русский народ, русский человек, никогда не бьет в спину. Для русского человека это кривой путь. Он, если сражается, то лицом к лицу. Это достойно воина, с точки зрения русского человека.

Если вы возьмете восточного человека, то там достоинство – хитрость и ударить в спину. А у нас слово хитрость происходит от корня хитить. Отсюда, хитрый – это когда человек похищает. У нас олигархи только хитрые. Русские люди не могут быть хитрыми. Они добрые.

Это все идеалы, прописанные в корнях нашего языка. Мы тяготеем к свету. Мы, если бьем, знаем, что бить по лицу нельзя, лицо – это верх, это добро. Нельзя русского человека бить по лицу! Его можно бить по морде, по харе, по роже кривой. Русский человек должен «переназвать» лицо, чтобы ударить в него. Лицо – это лик, это образ. Русскому человеку нужно сначала назвать лицо так, чтобы иметь моральное право, нравственное основание, чтобы бить по так называемому лицу, по этой морде ударить.

Так что же делать с таким народом, если им правят, но при этом ведут ко злу? Если вышестоящие – те, кто правят народом, мыслят к преисподней, а должны, с точки зрения народа, думать о благе народа? Что делать с таким народом, ведь он, рано или поздно, начнет все исправлять – приводить в соответствие с архетипами своего самосознания, как не раз бывало в русской истории?

Вот власть предприняла и видит один выход – переписывание архетипов нашего самосознания, смена наших идеалов. Есть путь следующий, он колониальный и страшный путь, когда маленькому человеку с года, с двух, когда он впитывает язык и языковую картину мира, начинают втолковывать чужую речь, чужой язык или воспитывать его в так называемом двуязычии. Это для русского человека страшно. Быть одновременно англоговорящим, франкоговорящим, страшно, потому что чужая картина мира, помимо воли человеческой, расстраивает его сознание. Как у нас дворянство лишилось национальных корней, совершило фактически самоубийство в 25-м году? Как это случилось? Они воспитаны были на французской культуре, они воспитаны были в этих категориях. Их предупреждал Александр Семенович Шишков, что этого делать нельзя, но это совершилось.

Аналогичное, расстраивающее сознание детей действо происходит и от просмотра американских мультфильмов перед экраном телевизора. Это чужое поведение, эти стереотипы, которые наши дети будут видеть и видят на экранах, они могут в действительности только втоптать, заглушить, забить то, что у русского человека хранится внутри. Вот в чем дело, то есть надо пробудить «спящие корешки», чтобы они дали ростки. Человека развернуть к своей культуре, национальному типу поведения, все-таки можно. Заглушить, забить наше национальное чутье, чувства и наш национальный тип поведения можно, но на время. И как это делается путем распространения определенных мифов о русском народе, которые сегодня, как вирус, живут в нашей культуре, в информационном пространстве, внушаются нам с экранов. Вот эти мифы нужно разоблачать! Вот об этом мы поговорим.

Нам, русским, ставят вину и часто упрекают в нашей неспособности управлять – управлять своим государством, управлять своими подчиненными. Да даже и в семье порядка нет. Вот неспособны русские к порядку, утверждают наши оппоненты, предлагая свои услуги. Ссылаются они при этом на древнюю «Повесть временных лет», где преподобный Нестор, процитировал призыв славян к Рюрику: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Придите править и володеть нами». И получается, что с тех пор мы только и призываем кого-нибудь «править и володеть нами», и сейчас пребываем в состоянии управления внешнего, когда нами правят и владеют некие люди со стороны.

На самом деле этот миф уже очень давно существует в русской культуре. И он навязывается нам, я думаю, со времен Ломоносова, когда немцы вошли в русскую науку, с их мнением Михаил Васильевич яростно боролся, и когда германская теория распространилась на все плачевное состояние в государстве. Любой промах, любой провал, свойственный каждой стране и каждому народу, объяснялся нашим, русским неумением управлять, организовывать и править. И при этом мимо внимания обучающих нас порядку людей проходило то, что мы построили самую большую страну в мире, что в общем небольшим числом людей освоили колоссальные земли, что практически во всех войнах выходили победителями. Все это признаки потрясающей организации и умения управлять. Тогда откуда мифы, и как они рождались?!

На мой взгляд, здесь тоже есть языковые истоки этих мифов. Дело в том, что русские люди просто организовываются совсем по-другому, нежели человек западный, который навязывает нам свою систему организации. У нас есть два слова – подчинение и послушание, два равнополюсных слова, которые используются при организации управлении.
Что такое подчинение? Здесь есть корень чин, тот же корень, что и в слове закон. Подчинение – это порядок исполнения закона, действие по закону. Подчинение у нас в России – вещь очень неприятная. Вот у немцев подчинение – это самое удобное отношение: начальник – подчиненный. У них древний правитель – это конунг. Это европейский корень – дающий закон, законодатель.

К нам это слово пришло в виде князь. Однако долго оно не прожило – заменилось на кесарь, цесарь, царь и заменилось другими отношениями. У нас подчинение не в чести, подчинение закону – нечто холодное и безсердечное. Русскому человеку, который не отрицает этого, подчинение – нечто довольно противное.
Но есть другое понятие – послушание. Послушание – это слово, которое принято в семье, в семейных отношениях. Послушание – это отношение детей к отцу, когда между собой все братья и сестры. Вот эти отношения свойственны русской системе управления и организации. Посмотрите, как это работает.

В армии это провидел Суворов, когда говорил: «Отцы-командиры». В русской солдатской песне поется: «Солдатушки, браво, ребятушки, а кто ваши отцы? Наши отцы – полководцы. Вот, кто наши отцы!»

Посмотрите, те же самые отношения в казацкой вольнице. Там атаман. А что такое атаман? Ата по-тюркски – отец, манн – человек. Человек-отец – вот кто такой атаман. И он для них еще и по-русски батька. Совершенно точно отражено понятие в языке!

Посмотрите сейчас, солдаты хороших комбатов зовут батяня, батя.

Перед нами древний тип организации, дожившей до сегодняшнего дня, в которой русский человек организуется наилучшим образом. Почему? Потому что существует доверие, существует отношение почти кровного родства и понимание, что тебя родной человек не предаст.
То же самое наблюдаем в государственном управлении. У нас Царь-то кто был? Батюшка! Эти отношения отцовства и, соответственно, братства между собой и послушание отцу сохранялись и в государственном управлении. И какие бы ни были там промежуточные чиновники, Царь – батюшка.

Что такое нарушение подчинения в организации, где действуют законы подчинения? Это, всего-навсего, нарушение закона. Что такое закон для русского человека? «Закон, что дышло: куда повернул, туда и вышло!» Плевали на закон русские люди, как хотите! Не действует, не работает этот архетип.

А что такое нарушение отцом его обязанностей? Это предательство! И за предательство жестоко расплачиваются не только дети, но и отец. Отец имеет право карать, а дети имеют право отказаться от отца. Вот этот архетип работает в системе государственного управления русского так же, как он работает в системе воинского управления организации, помимо нашей воли. Мы, русские, видимо, привыкли именно к такой системе организации.

У нас Бог – Отец. Священник – батюшка. Есть и поговорка, свидетельствующая о том, что только русский человек пронизан этим состоянием отцовства и сродства: «У меня, молодца, четыре отца, пятый – батюшка». Четыре отца, кто они? Бог, Царь, священник-духовник и крестный отец. Четыре отца, пятый – батюшка. Вот как! Опять-таки имеем ощущение любви и невозможности предать тебя.

Вот в каких условиях думает жить русский человек, и он тогда творит чудеса. Он тогда творит чудеса геройства. Он послушен, он делает то, что ему скажут, из чувства любви, преданности, в отличие от уважения закона.

Итак, отношения, построенные на законе и послушании, отношения, построенные на подчинении и любви – два полюса. И сегодня мы попали в непростую ситуацию. Какое послушание может быть человеку, который заботится о тиграх, когда голодают дети? Какое послушание управителю, который катается на Баливах и устраивает футбольные чемпионаты, когда в стране закрываются больницы и люди вымирают, по официальной статистике, по миллиону в год? Это что – отец?! Это что – подобие любви, опеки и заботы? Нет! И когда это народ видит, когда русский человек это интуитивно, неосознанно, языком, чувствует, тогда возникает естественная реакция на предательство «одного из отцов».

Таким образом, миф о нашем неумении управлять создан людьми, которые просто живут по законам подчинения в управлении. А мы живем по законам послушания в управлении. И сегодня эти законы категорически нарушены.

Существует еще один миф: русские люди ленивы, бездеятельны, ничего не хотят в силу того, что у них созерцательный характер. И даже, если вы откроете сочинения русских немцев, которые любят русский народ, как Вальтер Шуберт, например, там все равно будет этот разговор, что «русские предпочитают ничего не делать». И знаете почему? – «Чтобы не нарушить ход Богом данной истории».

Эти глупости все время вдалбливаются нам в голову. При этом напомню, русские построили колоссальную империю. У русских есть в характере умение напряженно трудиться, не свойственное ни одному народу. Это, кстати, заложено и климатом, потому что у нас короткое лето. Мы за три-четыре месяца привыкли успевать сделать то, что другие народы делают в течение года – получить продукты собственного существования. И вот это – характер, способности на чрезвычайно напряженную работу, на немыслимые для других народов подвиги и вдруг… русская лень. Почему?!

Я думаю, что тут снова взгляд иностранцев, ведь, прежде всего, нас судят западные народы. Что там думают о нас китайцы, для нас неважно – они не влияют на наше сознание. Но у западных народов другое отношение к пониманию деятельности. Западные народы строят грамматику на двух понятиях – «иметь» и «желать». Посмотрите, в прошедшем времени в английском языке «I was having» – как бы «я имел был», если буквально переводить. Или «я буду жить» – «I will live», то есть «я хочу жить».
Таким образом, глагол «иметь» и глагол «хотеть» вплетаются во всю грамматику английского языка. Стало быть, они формируют и закон сознания – обладания и желания обладать в английском характере, в американском характере или англоязычном. Такова же немецкая грамматика, французская грамматика. Таким образом, желательность и владетельность – две категории, которые определяют их языки.

А что же в русском? В русском языке – только глагол «быть». «Я был», «я жил» – никаких «хочу», «имею» – нет! В будущем времени: «я буду». И все.

Вы думаете, это не влияет на наше сознание? Влияет. Но мы имеем дело с действительностью, и мы ее вот так видим: не как объект овладения, желания, не как объект посягательства на нее. Поэтому форма владения у нас чрезвычайно интересная. Мы просто говорим: «у меня есть». Это когда дано – и все. Это не когда я хапнул, хавал.
«Хапнуть» и «хавать» – два глагола в точности однокоренные, и то, что для немца и англичанина «владеть» и «иметь», для нас – «хапать» и «хавать». И это достойно полного презрения. Говоря «есть», мы говорим о том, что нам принадлежит. Это дано и – точка! То есть русский смотрит на мир по-другому. Мы грамматически смотрим на мир по-другому.

Да, русскому народу могут быть навязаны другие категории жизни. Сегодня, например, психология захватничества полностью заполонила сознание русских людей. Но все ли подчиняются этой психологии? Далеко не все! Мы употребляем другую психологию. Большинство предпочитают жить по поговорке: «Будет с нас – не дети у нас. А дети будут – сами добудут». Вот это – наше.

Однако когда говорят о русской лени, забывают, что в русском языке есть три слова, говорящие о деятельности: «дело», «труд» и «работа». И соответствующее отношение к этим понятиям.
Дело – это дело всей жизни, это интересное дело. «Глаза боятся, а руки делают» – это что-то сверхъестественное, очень нужное человеку.

Труд – это всегда трудно, с потом и с кровью, но это достойно уважения, и для этого стоит жить.
«Работа – не волк, в лес не убежит». Вот работой где-то можно пренебречь, если она неинтересна, муторна, если она дана на кого-то, а не для своей души.

Разное отношение, но при этом у русского человека существует удивительное слово, по которому нас оценивают как созерцателей. Созерцатели – бездельники, живут на «авось». Знаете, русский «авось». Что это такое?
В одной книге о старинных поговорках русского народа я вычитала: «Русский крепок на трех сваях: «авось», «небось», и «как-нибудь». Сначала, конечно, была оскорблена. Ну, как так, крепок на «авось», на «небось» и «как-нибудь»?! Да мы-то?! Пришлось задуматься над смыслом этих слов, над смыслами слов, которые в корне поменяли сегодня значение. Их как бы перешифровали.

Посмотрите, что значило в древности: «авось». Это три слова – «а», «во», «сь»? И означали они: «А вот так!» Наперекор! Сделаю так, как хочу!

А что такое «небось»? «Не», «бо», «сь» – три слова. Это буквально означало: «Нет, не так!» И последнее: «как-нибудь». Что такое, «как-нибудь» – это означало: «Любыми силами!» Как бы то ни было! Во что бы то ни стало!

Значит, русский действительно крепок на трех сваях! Он живет по принципу: «Авось» – «А вот так!» «Небось» – «А не вовсе, как вы мне предписываете!» И «как-нибудь» – любой ценой! Это действительно «сваи». Это действительно то, на чем стоит русский характер, который попытались перешифровать, переделать и превратить в какую-то слякоть. Так где же здесь созерцательность?

В Европе только испанцы еще имеют нечто подобное русскому «авось» – возглас «бренде!» Его человек использует, находясь у последней черты, как последнее средство, выходящее за пределы человеческих возможностей, и – совершает невозможное!

Итак, понятно, почему в глазах европейцев, американцев, мы, русские, выглядим созерцателями. Да мы и не стремимся к обладанию. Мы не стремимся захапать чужое добро. Мы не стремимся пожелать имущество ближнего. У нас этого нет. Мы довольствуемся тем, что у нас есть.

Татьяна Миронова, доктор филологических наук, писатель
По материалам передачи Института русской цивилизации